Поскольку это О ненависти и любви окончательно вынесло мой моск куда-то в соседнюю галактику, внутренний доктор посоветовал мне срочно написать что-то на ЭТУ тему. Тапком бить можно, главное - не насмерть.

Утро, прекрасное как сама осень. Самая древняя роща с исполинскими деревьями, сквозь кроны которых светит солнце. Трава изумрудного цвета, на ней сияют и слепят бесчисленные капли росы. На поляне – черные бабочки с фиолетовыми пятнами на крыльях. Он говорит, это – единственное место, где эти бабочки все еще остались.
Роща начинается полем и заканчивается обрывом, с которого открывается отличный вид на Сэйрэйтэй и окрестности. Ветер, солнце и бесконечная радость. И бесконечная усталость, когда темнеет в глазах от многочасовой тренировки.
─ То, что застыло – мертво.
─ Хай, тайчо!
Удары сыплются так часто, что невозможно разглядеть лезвия. Нельзя отвлечься, нельзя остановиться. Внимание направлено в точку, но не линией, а потоком фотонов. Оно рассеяно вокруг одного, главного ─ уклониться. Хотя бы уклониться.
─ Пока не заденешь меня, мы будем продолжать, Изуру.
Имя. Имя ─ это плохо. Потому что, когда мною недовольны, звучит именно оно. Только бы уклониться. Он старше меня, наверное, раз в десять. Куда там ─ задеть его. Уклониться, блокировать удар, попытаться угадать, с какой стороны придет новая атака. Мелькающие рукава, развевающиеся серебряные волосы, из-под которых - неизменная застывшая улыбка.
─ Стой!
Исчезла дурацкая манера цедить и растягивать слова. На долю секунды лицо его изменилось, блеснули малиновым глаза, и показалось, что это – какой-то мальчик, ровесник. Лиса-оборотень у которой нет возраста. В течение этой бесконечной секунды тонкая рука, преодолевая сопротивление воздуха, медленным грациозным движением приближалась к лицу Киры. Сильные пальцы схватили за подбородок и легонько оттолкнули назад.
Земля под ногами исчезла, руки схватили пустоту. Сгруппируйся хотя бы…
Куда пропала вся концентрация и силы, чтобы сотворить простенькое…
В сознании, словно бабочка у закрытого окна, металось это «стой!». И не было ничего там больше, ни слова магии. Под обрывом, помню, были камни. Защити голову, ведь сейчас…. Странно, но темнота наступила раньше боли.
А после темноты была боль.
Вверх-вниз, вверх-вниз. Это качели. Плавные движения. Вверх-вниз, вверх-вниз. И каждое движение отдается болью в висках и в пальцах. Вверх-вниз. Перед глазами – утоптанная земля. На ней попадаются жалкие ростки какой-то уже порыжевшей травы.
Вверх-вниз…Поверхность ее колышется, то приближаясь, то удаляясь.
Он как будто лежит в качающейся лодке, а под коленями и подмышками его придерживает какое-то всеобъемлющее существо. Если посмотреть вбок – понимаешь, на каком ты свете. На фоне земляной дороги видны плетеные сандалии и край белого хаори.
Как стыдно! Закрыть глаза и притвориться, что все еще без сознания.
─Кира, бедный мой, это же была просто шутка. Я же говорил тебе, останавливаться нельзя. Теперь вместо того, чтобы заняться делами, мне приходится тащить тебя в госпиталь. Нехорошо.

Кира обреченно открывает глаза, с трудом приподнимает запрокинутую голову. Острый подбородок, спадающие на уши серебряные волосы, торчащая из-за плеча Ичимару гарда Вабиске. Какой позор! У Киры слезятся глаза от солнца, которое уже в зените, как раз над головой тайчо, и от боли в разбитом теле.
─Ттт…, - но вместо слов получается только хрип. Нужно идти самому, нельзя, чтобы кто-то увидел, как тут несут его на руках, словно девушку. Что же он не на плече меня тащит?
─А ты очень легкий.
От попытки освободиться остается только ощущение, что он в капкане из стали. Прикусив губу от стыда и бессильной злости, Кира делает еще одну отчаянную попытку вырваться и к своей радости снова теряет сознание.

Теперь он ненавидит бабочек.

Через неделю, шатаясь от слабости, Кира идет в рощу. Время далеко за полночь.
С трудом он находит в сумерках поляну. Высокая и мокрая трава.
Кира встает на колени, разводит забинтованные ладони в стороны, и между ними возникает малиновая шаровая молния размером с яблоко, младшая родственница шаккахо. Пламя алое как глаза тайчо. Кира гонит эту постороннюю мысль со злостью и отчаяньем. Из высокой травы взлетают черные бабочки, они кружат вокруг огненной сферы, сужая круги, одна за другой сгорая в огне.
Когда ни одной крылатой тени не остается за пределами алого огонька, свечение почти гаснет. Одежда промокла от росы и неприятно облепила тело, но, хотя его трясет от холода, Кира неподвижно смотрит на огонек. Последняя черная тень на этой поляне.